— И не ведись потом на новеньких, — вдруг хрипло каркнул мне в спину папа, — ведь только верность не уценивается!
— О… — я дернулся, оборачиваясь, — так ты что… Уже все? Разобрался?
Он отвел глаза в сторону.
— Пойду, полежу, — сказал после паузы.
Что было отложено на обед в холодильнике, я так и не понял — смел, не разбирая вкуса. Меня распирало возбуждением, как воздушный шарик — гелием.
— Черт, — шептал я с тревогой и подцеплял что-то вилкой, — черт, черт, черт… Сдвинулось! Только бы не сглазить…
Мама примчалась намного раньше положенного, я только домывал посуду.
— Ну? — ворвалась вихрем на кухню.
Я победно улыбнулся, и этого ей оказалось достаточно. Ликовала она от души: шумно и темпераментно. Когда я смог-таки выбраться из удушающего захвата, посмотрела на меня озорно:
— А чего это ты весь в помаде? Стой смирно, а то еще свою Мелкую огорчишь, — и полезла, светясь задорной улыбкой, оттирать мне щеки послюнявленным носовым платком, — не завалил, значит?
— Не-а, — я невольно задрал нос, — летом в Лондон еду.
— Ух… — начала она восклицать что-то и резко прервалась, заметив папу. Он маячил в дверях, молчаливый и неулыбчивый.
Мама судорожно втянула воздух и отвернулась, потерянно глядя в окно. Наступившая тишина с каждой секундой становилась все холодней.
"Что-то я на этой неделе пропустил", — с огорчением понял я.
— Ирочка… — вдруг сказал папа с мольбой в голосе и перебрал ногами, будто собираясь идти к ней, но с места так и не сдвинулся. Глаза его тоскливо поблескивали.
Мамино лицо вздрогнуло удивлением.
"Да", — мелькнула у меня в голове, — "а и верно — я тоже такого давно не слышал".
— Ирочка… — повторил он сдавленным голосом, преданно глядя ей в затылок.
Она неторопливо повернула голову и посмотрела на него длинно и странно, словно оценивая произведение искусства — подлинник или подделка.
Мир на нашей кухне замер, ожидая вердикта. Между двумя моими вздохами уместилась вечность. Потом, когда сорвавшаяся откуда-то промеж моих лопаток щекотливая капелька пота уже докатила до резинки на трусах, мамины глаза нашли меня. Бровь ее повелительно двинулась.
Я немедленно воткнул взгляд в пол и забормотал:
— Ну… Я тогда пойду, да? По своим пробегусь, давно не видел… Там клубника на столе, черешня…
Мама пошевелила пальцами, поторапливая, и я очутился в прихожей. Впрыгнул в ботинки, сгреб в охапку вещи и выскочил на лестницу.
Опасливо придержал дверную ручку, словно кто-то мог вырваться из квартиры вслед за мной, медленно и протяжно выдохнул. Опустил пакет и куртку под ноги, провел подрагивающей ладонью по влажным у корней волосам. Потом меня стало отпускать: здесь и сейчас от Андрея Соколова уже мало что зависело.
"Нет", — покачал я головой, — "к Афанасьевым потом зайду. Сначала надо узнать, не Софи ли это учудила. Узнать и, возможно, наградить".
Тот же день, ранний вечер,
Ленинград, ул. Фрунзе.
"Сегодня меня здесь не ждут: пока доеду с аэропорта, пока пообщаюсь с Томкой, с родителями… Сюрприз!" — я мечтательно улыбался, тихо-тихо проворачивая ключ.
Петли чуть скрипнули, и мои ноздри жадно затрепетали, уловив аромат крепкого бульона с корешками и специями. Я сглотнул набежавшую слюну и вытянул шею, прислушиваясь к долетающим из глубины квартиры тихим неразборчивым голосам и нерезким звукам.
"Дома, обе дома", — порадовался, быстро скидывая куртку на вешалку.
За углом было темно, лишь вертикальная полоска света вдоль косяка у дальней комнаты указывала мне путь.
— … надежный, да, — донесся приглушенный Софьин голос, — доверяй. Но не так же безоглядно!
Я притормозил и наклонился к дверной щелке: у окна, выглядывая что-то на улице, стояла Мелкая. У нее за спиной, положив ей руку на плечо, пристроилась Софья.
— Ты же наверняка слышала, что девушкам следует быть осторожными, — нравоучительно увещевала Софья, — и это так, уж мне-то поверь! Семь раз отмерь — и не отрезай.
Мелкая чуть передернула худыми плечиками и опять промолчала.
Софья негромко фыркнула:
— Знаешь, иногда вот такое впечатление, что скажи он тебе "прыгай с крыши и лети" — и ты действительно прыгнешь.
— Да, — раздался, наконец, ответ, и я различил в голосе Мелкой мечтательную нотку, — прыгну, — она подняла голову и посмотрела в небо, — и полечу.
Мои мысли брызнули во все стороны, оставив за себя пустоту. Я испугано отпрянул от двери и тихо-тихо, на носочках, попятился обратно в прихожую. Сердце глухо бухало о ребра.
— Да чтоб меня… — пробормотал, торопливо одеваясь обратно.
Постоял, растирая лицо ладонями. Тяжело это… Тяжело быть единственным, кто нужен. Для кого молчат и смеются. Сквозь которого смотрят на мир.
Высокая планка… Очень.
Но ведь не слишком же?
Я опустил руки и продышался, как перед прыжком в неспокойное море, а потом отринул все и начал действовать: громко хлопнул входной дверью и включил свет.
На пару секунд в квартире воцарилась полная тишина, потом послышались легкие, все ускоряющиеся шаги. Мелкая вылетела из-за угла, замерла на миг… Рука ее дернулась было заправить выбившуюся прядку, но тут мы встретились глазами, и в следующий миг она уже тепло и доверчиво дышала мне в шею.
Меня омыло тихой радостью. На душе сразу стало правильно: легко и чисто.
Следом подоспела Софья. Посмотрела на меня удивленно:
— Приехал…
— А я тебя проглядела! — Мелкая подняла на меня счастливое лицо, — представляешь?!