Спасти СССР. Манифестация - Страница 25

Тот же день, поздний вечер,

Ленинград, Измайловский проспект

Несмотря на поздний вечер, родители ввалились в квартиру с шумом — видимо, заметили с улицы свет на кухне. Я выметнулся им на встречу и зашипел свирепым шёпотом:

— Тихо вы! У меня там, — мотнул головой в сторону своей комнаты, — девушка спит!

— А что, смело… — произнес папа после короткой заминки.

От него слегка тянуло коньяком, но глаза были трезвые, а теперь еще и озадаченные.

Мама беззвучно хлопнула ртом и начала торопливо сдергивать с себя сапожки.

— Пошли на кухню, — в полголоса предложил я.

— Пошли, — согласился папа, с интересом косясь в сторону моей комнаты.

Мама, наконец, совладала с обувью и, не снимая пальто, подскочила к закрытой двери. Я напрягся, но она лишь осторожно, от порога, заглянула внутрь и секунд через пять так же осторожно отступила.

— Другая… — прошептала папе растерянно.

В глазах у того внезапно блеснуло веселье.

Мы прошли на кухню: папа, за ним, ступая отчего-то на цыпочках, мама, я же замыкал строй.

— Ну, докладывай, — папа развернулся и оживленно потер ладони.

— Да… — пожал я плечами, — это из нашей агитбригады, классом младше. Кстати, тоже Тома…

— Да что ж такое-то! — мама, не выдержав, всплеснула руками, — заговорили тебя на них, что ли!

— Да ты не о том думаешь, — я посмотрел на нее с укоризной, — у этой четыре дня назад мама умерла от рака, а отец по такому случаю опять запил…

— О… — мигом посерьезнев, протянул папа.

Мама прерывисто вздохнула и замерла с широко распахнутыми глазами.

— А во хмелю он буен, — продолжил я пояснять расклад. — Я ее случайно на улице встретил — мокрая до нитки, совсем никакая уже. Не оставлять же на холоде… Вот, взял с собой.

— Правильно сделал, — рубанул ладонью воздух папа, — молодец.

— Она говорит, что запоев длиннее недели у него обычно не бывает. Так что ей бы перекантоваться у нас несколько ночей, а?

Папа с готовностью кивнул:

— Да, конечно, пусть живет. Накормим, напоим, спать уложим… Кстати, как ложиться будем? — он испытующе глянул на меня.

— Я ей свою кровать застелил, а себе кресло раскинул, — ответил я.

— Годится… — папа еще чуть подумал и уточнил: — Деньги нужны?

— Своих хватит, — отмахнулся я.

— Ну, и хорошо, — он еще что-то прикинул про себя и повернулся к маме, — пошли тогда спать, завтра ведь не встанем.

— Да погоди ты, — отмахнулась она и торопливо зарылась в холодильник. Высунулась оттуда с трагически прикушенной губой: — Им же завтра после школы обедать нечем!

— Ой, мам! Да в диетическую столовую зайдем, делов-то, — сказал я.

Она посмотрела на меня растеряно, потом в глазах ее блеснула хитринка:

— Я, раз такое дело, отпрошусь, пожалуй, на полдня у Митрофановны… Завтраком вас накормлю, обед приготовлю…

— Ох, ты и любопытна… — негромко пробормотал я, укоризненно покачивая головой.

Она чуть зарозовелась.

— Ну, а ты как думаешь?! — опять всплеснула руками, — ты какую-то девочку ночевать к себе привел, а я на нее и не посмотрю даже?! Да меня Митрофановна сама с работы домой погонит!

— Все с вами понятно, — ухмыльнулся я, — да смотри, бога ради. Только осторожно — не забывай, в каком она сейчас состоянии.

— Конечно, конечно, — заворковала мама, соглашаясь, а потом тихо, как бы про себя ввернула: — Оберегает, прямо как свою…

Я закатил глаза к небу.

— Крепись, — папа, проходя, потрепал меня по плечу, — это только начало.

— Страшно подумать о конце… — пробормотал я ему в спину.

— Э, — он резко остановился, разворачиваясь, — а вот с этим не торопись.

На это я смог только беззвучно разевать рот, словно окунь, только что снятый с крючка.

Папа понял по-своему:

— Да… Надо бы с тобой это проговорить наконец…

— О тычинках и пестиках? — голосом, полным безнадежности, вопросил я, — надеюсь, не прямо сейчас?

— Что, уже не актуально? — папа задумчиво почесал под бородой, — ты, главное, не торопись выбирать.

Где-то за моей спиной замерла мама — я не слышал оттуда даже легкого дыхания.

— Пап… Но выбираем не мы, ты в курсе? Как это… — я пощелкал пальцами, — мужчина — это товар, который думает, что он — покупатель.

Сзади отчетливо хихикнули. Папа возмущенно вздернул бороду:

— Ты что, уже готов сдаться?

— Папа, — напел я ласковым голосом, — я в девятом классе, ты не забыл?

— Порой начинаю забывать, — сокрушенно признался он. — Я в девятом классе девочек домой на ночь не водил.

— И ты, Брут…

— Ладно, ладно, — вскинул он руки, — будем верить в лучшее.

— Да-да, — согласилась из-за спины мама, — но все равно, вы там сильно не шумите.

— Ей что, — качнул я головой в ее сторону, — тоже коньяка досталось?

— Выпросила малеха, — папа показал на пальцах сколько это: вышло грамм так сто.

— Как же я вас люблю, — искренне признался я. — Давно хотел вам это сказать. Повезло мне.

Редкий случай: у папы кончились слова. Он кривовато улыбнулся и неловко развел руками. Я оглянулся — мама отвернулась и торопливо терла уголок глаза.

— Ладно… — пробормотал я, смущенно глядя в пол, — я уже мытый. Пошел спать. Спокойной…

— Спокойной… — нестройным хором прозвучало мне в спину.

Я закрыл за собой дверь и постоял, привыкая к темноте. Постепенно она наполнилась прозрачностью. Мелкая спала на боку, подтянув к себе ноги. Одну ладонь она засунула под подушку, вторую — под щеку. Умильно улыбаясь, я протиснулся вдоль кресла-кровати.