— Шеф, — Карл чуть наклонил голову. Губы его остались привычно сжаты, но вокруг глаз брызнули мелкие лучики улыбки, — рады вас видеть в добром здравии.
Джордж энергично кивнул и торопливо запихал в рот остаток вафельного рожка с мороженым.
— Ага, — подтвердил неразборчиво, — рады. Правда.
Мимо мягко прошуршали велосипедные шины — проехал наряд внутренней полиции. Колби проводил взглядом их спины, потом предложил:
— Прогуляемся к реке — погода способствует. Рассказывайте, как там, в Ленинграде. КГБ жестко стелет?
До Потомака было не больше километра, но они шли неторопливо, и когда неширокая лесная дорожка вывела их на берег, основное было уже доложено.
— То есть, мы в тупике, — с подозрительно умиротворенным видом подвел Колби черту.
Карл лишь молча развел руками и поглядел на шефа виновато.
— По косвенным, — тут же добавил Джордж, — КГБ там же. А ведь они на своей территории.
Они остановились и дружно помолчали, разглядывая знакомый пейзаж. Полноводный по весне Потомак протискивался здесь через длинный перекат, и над рекой неслась по ветру мелкая пыль. На темных камнях россыпях охотились цапли. Несуразные и длинноногие фигуры то замирали, изготовившись клюнуть, то преступной походкой крались к следующей цели. По противоположному берегу бродили с мешками волонтеры, убирая, по случаю Дня Земли, нанесенный за год мусор.
— Будем сворачиваться? — спросил Карл тусклым голосом, — выхлопа — ноль, идеи выработаны почти до дна. Без наводок от агентуры мы, похоже, обречены топтаться на месте. Разве что КГБ развлекаем.
— Отнюдь, — Колби энергично взмахнул рукой, напрочь отметая саму возможность капитуляции перед обстоятельствами, — отнюдь и напротив. Настраивайтесь, парни, на то, что эту жилу мы будем копать долго. Слишком много тут скрестилось коренных интересов. Сейчас это стало видно еще отчетливей.
— Ну, наше дело простое, — ухмыльнулся Джордж, — вы решаете, мы работаем. К тому же асфальт Невского заметно приятнее кампучийских болот. Да и еда привычней.
Колби с сожалением причмокнул:
— И ты не прав. Ситуация необычная…
Он отвернулся от реки и с озабоченностью оглядел своих доверенных агентов. Те невольно подтянулись.
— Ваше положение будет непростым. В ленинградскую резидентуру ближайшие пару лет могут поступать взаимно противоречивые директивы. И вам следует иметь хотя бы общее представление о происходящем здесь, в Вашингтоне, чтобы понимать, что делать можно и нужно, а что — ни в коем случае.
— Пару лет? — понимающе хмыкнул Джордж, — пока из этой администрации весь пар не выйдет?
Колби насмешливо блеснул зубами и промолчал, пристально глядя на Карла.
— На вводных курсах на Ферме нас наставляли, что ЦРУ не занимается политикой, — мягко откликнулся тот, — но, шеф, мы понимаем, что где-то на верхних уровнях это становится неизбежно. Нас это не напрягает.
— Хорошо. К сожалению, — Колби отвел взгляд и задумчиво почесал бровь, — порой приходится и политикой заниматься. Ничего там хорошего нет… Ладно, я зайду издали, чтоб у вас сложилась картина в целом.
Он сцепил руки за спиной и неторопливо двинулся по дорожке в обратном направлении.
— Не секрет, — начал рассуждать на ходу Колби, и речь его сразу приобрела отчетливо профессорский оттенок, — что мы из-за Вьетнама много чего потеряли, а Советы за те годы совершили рывок, и в экономике, и в военной сфере. Паритет… Нет, они его еще не достигли, но разрыв между нами сузился настолько, что никто ответственный в обозримом будущем ввязываться в прямое силовое столкновение с советским блоком уже не захочет. И в этой ситуации, когда они поднимались на качелях, а мы — опускались, в Вашингтоне сочли за благо смириться с существованием Советов на длительную перспективу. Отсюда пошла вся эта политика разрядки: взаимные визиты, договора о разоружении, Хельсинки… Как по мне так не самое плохое дело, сами знаете, сколько сдуру посуды было набито, — он скорбно покачал головой и задумался о чем-то.
— Мы помним ту атмосферу, — Джордж первый не выдержал испытания паузой. Он вообще сильно расслабился за последние дни, и Карл порой поглядывал на него с легкой обеспокоенностью, — как раз проходили здесь декомпрессию после Индокитая, пока нас в Сантьяго не сдернули… Что-то с тех пор изменилось? Президент все так же выступает за разрядку и мир во всем мире. Ну, по крайней мере, в газетах.
— Да, — уверенно кивнул Колби, — да, определенно изменилось. Мы более-менее наладили сотрудничество с Советами: все эти обмены, конференции… Попутно возросли и наши агентурные возможности. В итоге мы стали заметно лучше их понимать. Флер загадочности, даже порой какой-то романтики ушел, появилось больше трезвости в оценках. И постепенно все более и более весомым становится мнение о том, что вся советская система принятия решений неадекватна и, вполне вероятно, сама по себе ведет к краху в той или иной форме. Сейчас здесь все чаще рассуждают о том, что русские более не способны внятно разглядеть окно возможностей, зато аккумулируют факторы катастрофы как в своей экономике, так и в политике. В последние годы же Советы вообще свалились в дрейф… Возможно, они уже настолько сблизились с фатальной воронкой событий, что для сваливания туда будет достаточно двух-трех толчков извне. Так это или нет — неизвестно, но в Вашингтоне становится все больше желающих проверить эту гипотезу на практике.
Лоб Карла пошел крупными складками.
— Вблизи это не настолько очевидно, — признался он, — изнутри Советы выглядят достаточно крепко и организовано… И где так думают?