В машине Софья сразу стала уплывать. Уже на первом повороте она клюнула носом, а еще через квартал завалилась мне на плечо и, протяжно вздохнув в полусне, сладко засопела под негромкие редкие щелчки таксометра.
— Софи, — потеребил я ее, когда такси встало у подъезда, — приехали.
— Ах, — сонно пробормотала она и заозиралась вокруг, болезненно щурясь.
— Улица Фрунзе, — пояснил я ей и протянул водителю рубль, — выходим.
Взял сумку и поволок спотыкающуюся через шаг Софи на третий этаж. Открывать дверь своим ключом не стал — нажал звонок, проверяя Мелкую.
— Кто? — раздалось секунд через двадцать.
— Я.
Дверь мгновенно распахнулась. Мелкая качнулась было ко мне, словно собираясь прыгнуть на шею, но, увидев, что я не один, быстро сделала пару опасливых шагов назад. Взгляд ее потемневших глаз тревожно метнулся с меня на Софью и обратно. Но буквально через несколько мгновений спина ее распрямилась в струнку, подбородок пошел вперед — ни дать, ни взять, молодая хозяйка встречает нежданных гостей.
— Молодец, — похвалил ее за все сразу и зашел в прихожую. Поставил сумку на пол и наклонился, снимая сапоги. — Всегда! Всегда спрашивай "кто?", и лишь потом открывай.
Мелкая моментально вычленила в сказанном главное: она остается здесь и дальше.
— Ты мне уже говорил, — кивнула с улыбкой, в которой в равных пропорциях смешалась легкая укоризна с простодушным лукавством, — мне от тебя одного раза достаточно.
За моей спиной негромко, но многозначительно кашлянули. Я повернулся к Софье. Было видно, что стоит она из последних сил.
— Это — Тома, — представил я уверенно пристроившуюся за моим плечом Мелкую, — она под моей опекой. Тома — это Софья. Мой… Эм… Да, мой товарищ, — кивнул я сам себе и, ухмыльнувшись, добавил, — и мой лечащий врач.
Привалившаяся к косяку Софи молча изобразила, как приветствуют демонстрантов с трибуны Мавзолея.
— Она гриппует, — продолжил я инструктаж, — поэтому близко к ней не подходи. И, еще, она попала в тяжелую жизненную ситуацию и пока составит тебе здесь компанию.
Мелкая согласно мотнула челкой и деловито уточнила:
— Обед? Я могу лагман подогреть.
— Душ и в койку… — простонала Софья, сдирая с себя куцее пальто, — и не кантовать…
Я принял пальто и кивнул Мелкой:
— Дай ей полотенце. И застели диван, ей не до того сейчас. А твой лагман я и сам с превеликим удовольствием еще раз поем.
Лицо Мелкой словно осветило солнцем. Она застенчиво добавила:
— Я как раз лепешки испекла…
Я восхищенно цокнул:
— Вот же ж достанется кому-то сокровище.
И пошел на кухню. Вслед мне хмыкнули в два носа.
Суббота 18 марта, ранний вечер,
Ленинград, ул. Фрунзе
Софья продрыхла больше суток, но когда выбралась из кровати, ее уже не пошатывало из стороны в сторону. Дошла до туалета, потом жадно выдула несколько стаканов чая и уже собралась даже затеять что-то вроде стирки своего белья: взяла крупную терку и принялась строгать хозяйственное мыло, но тут приехал я и со словами "совсем сдурела" загнал ее обратно под два одеяла.
С легким раздражением посмотрел сверху вниз на неугомонную девицу и честно предупредил:
— Ну, готовься, сейчас буду исполнять свой долг.
Глаза у Софьи начали округляться, и даже зубы перестали мелко постукивать друг о друга.
— Врачебный, — уточнил я после короткой паузы и пошел за помощью.
Мелкая пристроилась за моим плечом с включенной настольной лампой, я нацелил ручку столовой ложки Софьи в рот.
— Деточка, скажи дяде "а-а-а"…
— Да что ты там поймешь?! — слабо отнекивалась она.
— Не упрямься, девонька, — настаивал я.
— А-а-а-аааа… — протяжно сдалась Софья.
— Так… — оживился я, вглядываясь в гиперемированную глотку, — ага…
Убрал ложку и скомандовал Мелкой:
— На зубы посвети, кариес заодно проверим.
Софья торопливо лязгнула челюстями и плотно сжала губы.
— Понятно, — сказал я, распрямляясь, — ну что: ангины, слава богу, нет, честный грипп. Обойдемся без уколов.
— Свет убери, режет, — поморщилась Софья.
Мелкая покосилась на меня. Я кивнул, и в комнате потемнело.
— Пить, пить и пить. И лежать. Есть будешь?
— Я кашу рисовую на молоке сварила, — торопливо вмешалась Мелкая, — жиденькую.
— Спать! — Зубы Софьи опять начали выбивать костяную дробь.
— Спи, — кивнул я и подоткнул одеяло, прикрывая ей плечо.
Пощупал горячий лоб: было где-то чуть за тридцать восемь.
— Спи, — повторил, отступая, — Тома сейчас тебе банку с питьем принесет.
Софья буркнула что-то неразборчивое и, отвернувшись к стене, натянула на голову одеяло.
Мы прошли на кухню. Я приподнял чайник, проверяя, есть ли в нем вода, и поджег конфорку.
— А… — начала Мелкая, указывая на холодильник.
— Не буду, — качнул я головой.
По ее лицу скользнула тень огорчения, и я приобнял ее за талию.
— Ты не забыла, — с легкой улыбкой наклонился к ее виску, — мы сегодня приглашены на ужин? Мне положено быть на нем голодным. Тебе, кстати, тоже. Мама иного не поймет.
Я сложил губы в трубочку и тихонько подул в подставленное ушко. Мелкая хихикнула, поежившись, а потом потерлась скулой о мое плечо и замерла.
Поход в семью ее волновал. Я назвал ее сестрой и даже представил в этом качестве своей Томке, но родители — это ж совсем другое… Заяви им такое, и всем может стать только хуже. Это было понятно мне, это было понятно Мелкой, но все равно такое умолчание отбрасывало на нашу жизнь длинную стылую тень: попав в нее, мы обнаруживали вдруг, что стоим над обрывом.