Наступил тонкий момент: паства расходилась, зал пустел. Мне же надо было дождаться, когда Рафаэль втиснется в исповедальную. Поэтому я отступил налево, в придел Святого Людовика и, скосив глаза на итальянца, тихо забормотал, методично обмахивая себя ладонью:
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. Благослови, Господи, начинаемое мною дело…
В одном я мог быть твердо уверен: пока я творю молитву, никто не будет задавать мне вопросов, а это уже не мало.
Я отвлекся лишь на миг, на статую святого Бернарда: идейный вдохновитель крестового похода на западных славян прикинулся совершенно невинной овечкой, и тем привлек мое внимание. Когда же я опять взглянул направо, то Рафаэля на месте уже не было. Чуть довернул голову, надеясь обнаружить его около святого отца, но итальянца не было и там.
— … вот я не понял, — моя молитва прервалась самым неканоничным образом.
Изо всех сил стараясь шагать неторопливо, вернулся в центральный неф — как раз, чтобы заметить в проеме выходящего из храма Рафаэля.
Я так удивился, что чуть было не крикнул ему в спину: "ты куда? А в блуде покаяться?!"
Внушительная, раздавшаяся вширь фигура итальянца удалялась от меня тяжелой неторопливой походкой. Я, словно сомнамбула, двинулся за ней. В глазах от волненья потемнело. С досады прикусил щеку, и слюна стала солоноватой.
В этот раз что-то пошло иначе. Но отчего?!
Ведь не могли же роды как-то сдвинуться из-за меня? Или могли…?
Некоторое время я вполне серьезно обдумывал возможную причинно-следственную связь, потом обескураженно покачал головой. Нет, не складывается.
Похоже, я изменил течение жизни не только управления КГБ по Ленинграду, но и по Москве, и, потому, им стало не до Палумбо. Вот оттого и остался он в этот раз без "ласточки" — иных объяснений не находилось.
Пошедший наперекосяк сценарий настолько выбил меня из колеи, что о необходимости опускать голову и смотреть в землю я вспомнил, только выйдя из ворот храма в переулок.
"Засветился на пленке по полной", — затосковал я и со злобой сплюнул на ни в чем неповинный асфальт.
Итальянец тем временем неторопливо направился по Малой Лубянке в сторону Чистых Прудов.
"Правильно, у него съемная квартира за ВДНХ", — сообразил я, прищурившись ему вслед.
В голове начал, пока очень смутно, вырисовываться новый план, и я свернул через проходной двор к соседнему переулку.
Рискованно? Не без того, что уж теперь… Но слишком мало я нашел ключевых точек истории, на которые могу воздействовать самостоятельно. Упускать даже одну из них — непозволительная роскошь. И я ускорился, перейдя на быстрый, очень быстрый шаг.
Немилосердно, до черноты в глазах заломило виски — я торопливо подтягивал себе навык наружного наблюдения.
Тогда, в купе, Володя не упомянул, а я — не уточнил, но дарованный мне брейнсерфинг имел ряд существенных ограничений. Да, можно использовать чужие навыки и умения, но, как быстро выяснилось опытным путем, не более двух одновременно. Можно было освободить такой виртуальный слот для чего-то новенького, тренируя подтянутый навык. Такое обучения шло как бы не на порядок быстрее, чем если бы все происходило в обычном порядке, но все равно требовало времени, и, часто, значительного. Вот и навык наружного наблюдения не был мною еще освоен в полной мере, поэтому сейчас я был вынужден активировать его в весьма болезненном экстренном режиме.
Успел. Я добрался до нужного перекрестка до того, как итальянец вывернул на Сретенский переулок. Мне надо было убедиться, что за ним не волочится "хвост", и я встал за группу деревьев, наблюдая сквозь густые ветви за улицей.
Рафаэль прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания. Я выждал еще пару минут. Чисто. То есть вообще никого — переулки были совершенно безлюдны, и никто не контролировал итальянца издали.
"Конечно", — подумал я настороженно, — "его могут пасти на машинах, двигаясь по параллельным улицам. Да и просто поджидать у метро. С другой стороны, если он не в разработке… Комитет не имеет возможности постоянно контролировать всех иностранцев. Есть шанс, есть"!
Я рванул дворами на Бульварное кольцо. Оно было уже рядом, и к спуску в метро я выскочил, даже не успев запыхаться. Расположился недалеко и, предельно сосредоточившись, запоминал всех входящих в вестибюль — и перед итальянцем и сразу за ним. Таких оказалось не много, человек сорок. От напряжения спина у меня взмокла, перед глазами шла легкая рябь.
Сел через два вагона от Рафаэля. Состав шел полупустым, и контролировать обстановку было легко, к тому же большая часть попутчиков уже отсеялась.
"Сейчас мне придется сильно рисковать…", — на подъезде к ВДНХ сердце нещадно замолотило.
Я сделал несколько глубоких вдохов и надел перчатки.
Двери открылись, и я шагнул на перрон, выгрызая взглядом обстановку.
"Раз — дедок был. Два — женщина в шубке была. Все?" — я огляделся, быстро прокручивал в уме свежие еще воспоминания. — "Точно, все. Ох, не тянут они на наружку, ох, не тянут… Шубка у женщины очень приметная, черная, с белым отложным воротником. А у деда вислые седые усы. Яркие особые приметы — отметаю?"
Я пропустил Рафаэля, а потом пристроился сразу за ним в очередь на подъем. На все про все у меня было секунд сто. В голове словно затикал метроном.
Встав на ступеньку, оглянулся. Дед с усами нас обогнал, женщина в приметной шубке ехала ниже, человек за пять после нас, и я ее почти не видел.
"Взяли в коробочку? Совпадение?"
Я поколебался еще пару секунд, потом решился. Нащупал во внутреннем кармане конверты и, придав голосу максимальной солидности, негромко по-итальянски приказал в затылок: