Спасти СССР. Манифестация - Страница 101

101

Ничего этого не случилось. Вместо этого по традиции, сложившейся у жителей Кремля еще с двадцатых, Леонид Ильич посетил сегодня боевой корабль, что стоял на рейде Ялты. И вот эта короткая передышка уже позади. В дымке за кормой несущегося "Буревестника" уже почти совершенно растворились силуэты больших пограничных катеров. Горизонт и даже крымское небо словно тонули в лиловом мареве над спокойным морем.

На какой-то миг этот знакомый вид, навевающий приятные воспоминания о беззаботном отдыхе, вернул Леониду Ильичу надежды на благополучное и скорое разрешение важных вопросов.

Но нет…

Стоило только припомнить как вчера на нулевой полосе симферопольского аэродрома он лично встречал польскую делегацию. Леонид Ильич тогда с должным вниманием посмотрел на их лица. Этого оказалось достаточно, чтобы понять насколько неладно обстоят дела в Варшаве. И жестокая стариковская обида на судьбу вновь взялась кружить у самого сердца Генерального. Кружить и кусать… Ведь как надеялся, что Чиерна-над-Тисой уже не повторится — и уж по крайней мере, не с Польшей. А какие были надежды на "польский вариант" и в политике, и в экономике еще лет пять назад…

Леонид Ильич старался не выделять близких ему поляков (мало кто знал, что мать его была полькой, и польский с детства был для него родным), но ему лично было приятно, что именно эта страна показывает, как казалось тогда, пример удачного развития. Мелькали, как мог судить Генеральный, и у неуживчивого Косыгина мысли о возможном сходстве маршрута для двух стран. Дороги, которой можно было бы выйти из тупика.

А ведь тупик этот внезапно быстро и с неожиданной определенностью подтвердили ближайшие советники — и моргали при этом, шельмы, так невинно, как если бы только-только задумались над вопросом, как поручение из ЦК получили. А ведь явно давно примеривались к таким же выводам. Да и Косыгин хорош…

…Эх… Вот сразу бы, как Никиту подвинули — и начать с Алексеем Николаевичем плотно работать… Но сам Генеральный, пожалуй, тогда не был бы готов вести серьезный разговор ни о реформах в собственной экономике, ни, тем более, в рамках СЭВ.

Да пока чешский петух не клюнул, не перекрестился ведь — вообще.

А потом счел своей удачей, что большой крови там не было и тоже успокоился как-то, и все пошло своим чередом: встречи, совещания, приветствия — внешне все неплохо, и вроде бы даже с движением вперед, а что там на самом деле было? Судя по свежему докладу Андропова, ведь именно тогда все в Польше и начиналось? Да и не только там…

И вновь перед глазами Генерального поплыло вчерашнее.

…Поляки спускались по трапу. Первым — мрачный, нервничающий от явно обозначившегося недоверия и сильно постаревший за последние месяцы Герек, за ним — злой и явно раздраженный генерал Сивицкий. Следом — растерянный, прячущий за темными очками свой придавленный испуг генерал Ярузельский, потом — непроницаемо отчужденный генерал Кищак — как всегда подтянутый и строгий.

И еще трое, что "вроде как свои" — они напоминали Леониду Ильичу Арвида Яновича и его сотрудников, что из той, закрытой от всех части КПК. Этакие умные и зубастые бойцы — только помоложе и посвежее лицами. Стахура и Милевский от Правительства Народной Польши, Казимеж Свитала от Сейма…

Это были волки старой, еще той, сталинской закваски, прошедшие через Вторую Мировую и, что даже важнее, через кровь внутренней войны с крайовцами и бандеровцами. Они держались вместе, как бы ненароком сбиваясь в стаю, поодаль от "еврокоманды" Герека.

А кроме них был еще министр Внутренних Дел Станислав Ковальчик — тот прилетел пораньше, особо, для встречи с Андроповым и теперь благоразумно устроился рядом с Председателем КГБ, внятно обозначая, кто здесь есть его главный хозяин.

Все это было ясно видно благодаря опыту.

Опыт, опыт… Необходимо разнообразный жизненный опыт человека, прошедшего путь от скромного партийного руководителя местного значения и от фронтового офицера до самых высот, до маршальского звания, до Председателя Совета Обороны, этот опыт тяжело давил на сердце, и мысли о возможном кровавом исходе в Польше (В Польше, будь вы все неладны! Почти своей, почти знакомой!) теперь никак не оставляли.

Это чехи могли если не принять, то как-то пережить и переждать "необходимые меры". Теперь вот выворачиваются потихоньку из-под пресса дел шестьдесят восьмого года. Безопасно на вид, но вот он теперь перед глазами: свежий, живой варшавский слепок вновь надвигающихся "событий".

Случись что, и поляки (Брежнев отлично понимал это), поляки неизбежно пойдут на обострение, не испугавшись даже и человеческих потерь. И, если верить Андропову и этому его никак не дающемуся в руки Объекту, то их к такому повороту уже готовят, в отличие от чехов в шестьдесят восьмом, готовят сознательно и умело. А польется кровь в Польше — зашатается весь Варшавский договор… Причем Войско Польское в таком случае, похоже, не останется пассивно-нейтральной силой. Оно, судя по всему, уже сейчас повисло на нервах своих ненадежных командиров.

Брежнев нехотя приоткрыл глаза и посмотрел вперед. Там, уже совсем недалеко, прямо по носу "Буревестника" из-за ряда высоких кипарисов выглядывала краем госдача. Над ней нависала, громоздясь и закрывая полнеба, гора, словно напоминая о тех нелегких проблемах, что грозят вот-вот пройтись лавиной по внешне благополучному фасаду социалистического содружества.

За грудиной опять отозвалось глухой тянущей болью.

Леонид Ильич шевельнул кистью, подзывая вестового.

101